Проблема познания в философии

Проблема познания в философии

Вопросы:

1. В каком смысле акты научного познания – свободные явления?

2. Можно ли рассматривать знание законов как актуализацию готовых смыслов и сущностей?

3. Можно ли рассматривать знание как превращение, усложнение и развитие некоторых

предшествующих актов и состояний мысли?

4. Перечислите постулаты (принципы) понимания. Раскройте их содержание.

5.Поясните фразу: «порядок знания из предшествующего порядка, но вместе с тем – непре

допределён.».

6. Можно ли рассматривать знание как случай? Есть ли разница между свободным явлением

и случайным7

Исторически изучая явления и акты научного позна­ния, мы – и об этом стоит постоянно помнить – изучаем фактически свободные явления, то есть такие, которые в се­бе же содержат (или сами впервые устанавливают) причины своего случания. Иначе говоря, они самопричинны как ис­торически индивидуальные, «один-единственный раз и впер­вые» завязывающиеся конфигурации мысли и понимания¹. Они свободны в том смысле, что в живой истории науки (а не в учебниках и логических систематизациях) никто не де­лает того, причины чего (я имею в виду основания и необ­ходимость думать именно так, а не иначе, проводить именно данный эксперимент, а не другой и так далее) уже известны (это было бы просто бесполезным плагиатом), как не делает и того, причины чего были бы видны какому-то вселенскому «Наблюдателю» вне и помимо сообщаемого и впервые «толь­ко однажды» случившегося. Ибо из какого источника он черпал бы знание о них, а с другой стороны, как мы могли бы встать на точку зрения такого «Наблюдателя» и посмот­реть его глазами? То есть они свободны в том буквальном смысле, что иначе мы о них и говорить не можем, посколь­ку, допуская в корпус науки только новое и уникально про­исходящее, мы лишь после этого говорим о чем-то в мире в терминах законов (в этом смысле законы устанавливаются, а не пребывают где-то в трансцендентном мире сущностей, ожидая быть познанными). Более того, такие явления пред­ставляют собой самопричинные особенности еще и в том от­ношении, что в языке историка (и вообще в горизонте его эпистемологических и онтологических возможностей) суж­дение, например, такого рода, что ученым открыт закон или физический эффект «А» потому, что в мире на самом деле действует и может быть воспринят предмет А этого закона или эффекта, было бы суждением ex post facto, предполагаю­щим к тому же еще и некоторую скрытую направляющую силу в историческом механизме познания, способную напо­добие этакого «третьего глаза» (вспомним Декарта!) сравни­вать образ предмета в уме («А») с предметом в мире (А) и приводить их в соответствие. Но такого «третьего глаза» Знания с большой буквы не существует, и допущение его или подобных ему скрытых качеств и сил должно тщатель­но устраняться из представлений об исторической реально­сти и из неявных вкраплений в языке историка.

Добавлю, что если бы причиной понятого и высказан­ного в явлениях «А» было бы просто существование пони­маемого обстояния дел в мире², то стало бы совершенней­шей мистерией и было бы непонятно (в силу отсутствия иных оснований), почему этим явлениям случаться именно в момент X и именно в форме «А». Мы в принципе не мо­жем различительно локализовывать знание законов, если будем рассматривать его как актуализацию готовых смы­слов и сущностей.

Казалось бы, мы можем выйти из этого затруднения, начав рассматривать знание как превращение, усложнение и развитие некоторых предшествующих актов и состояний мысли (понимая, следовательно, под «исторической зависи­мостью» просто то, что кирпичики верхнего этажа нельзя положить без кирпичиков нижнего этажа). Но это как раз и представляет собой проблему и содержит массу неясностей, затрагивающих в принципе сами онтологические и эписте­мологические возможности анализа нами исторических из­менений и развития, самое raison d'etre понятийного аппара­та, специально приспособленного для их мыслимости и ра­циональной воспроизводимости.

Например, простой вопрос: что, разве в развертывании последующих положений конфигурации знаний из каких-либо предшествующих актов и состояний есть некая зало­женная программа, лишь вызревающая во времени и посте­пенно выступающая на белый свет в одеянии конкретных ут­верждений и связей истин? Стоит только так поставить во­прос, как становится ясно, что этого не может быть. Однако неявно и молчаливо именно это предположение чаще всего фигурирует в историко-научных описаниях. Хотя оно, конеч­но, призрак, «теневой образ», наводимый в рефлексивной системе мысли и объектном языке науки их неизбежной макроскопичностью и идеальностью. То есть в силу формули­ровки и выражения истин в рамках субъект-объектной оппо­зиции, в рамках идеально отделенного от нас спектакля мира и денотатов нашего языка, которые мы воспринимаем и на­блюдаем сквозь ментально-предметное содержание истин и связей между ними и о которых мы рассуждаем на основе логики такого содержания и его актуальных семантических и экспериментальных интерпретаций.

Поэтому мы можем и не замечать, что ставим выраже­ние исторически предшествующих конфигураций мысли в зависимость от целей, которые могли быть сформулированы лишь позже. Иными словами, оказывается, что на деле «историческая зависимость» случания чего-то в момент X' от предслучания чего-то в момент X есть пока лишь иноска­зание прямо обратного допущения, а именно — зависимости логического существования предшествующего от актуально-разрешенных (и выполнимых) операций и смыслов, как ес­ли бы акт познания в момент X реализовывал там зависи­мость от последующего, от последовательного целого пред­метной области. (Под «последовательным целым» я имею в виду все множество в принципе значимых для предмета А и линейно, одно за другим, проходимых обстоятельств, сторон, зависимостей а, б, в, г, д, е ... и все множество пересекаю­щихся с ним отражений «а», «б», «в», «г», «д», «е»..., в пре­деле исчерпывающих знание «А».) Он как бы осуществляет зависимость исторически доступными частями, устремляя таким образом знание по асимптоте приближения (бесконеч­ного) к предданному, окончательному и завершенному миру в целом, к миру законов и сущностей «в себе». Но как тогда объединить историческое существование этих отражений с универсальными физическими законами в любой произволь­но данный момент (как бы он далеко ни размещался на горизонтальной временной оси науки и до какой бы то ни бы­ло суммы таких моментов) в содержании этих же отраже­ний³. Ведь если Галилей знает А, то это не зависит от зна­ния или незнания В.

Поэтому я хочу обратить внимание на одно скрытое здесь затруднение, которое разрешимо лишь введением оп­ределенного постулата как условия понимания мыслитель­ного мира, его интеллигибельности. Назову его постулатом конечности.

Допустим, указанная зависимость действительно имеет место в продуцировании исторических явлений, и мы распо­лагаем их последовательность во внешнем протяжении и суммировании знаний - от знания чего-то к знанию еще че­го-то и, в пределе, к знанию всего (относящегося к делу, ко­нечно). Но эта бесконечность сразу же оказывается дурной: мы не можем делить бесконечное на конечные единицы, не получая при этом нулевых значений истинности в каждом пункте. Если бы это было так, то ничего, нигде и ни в какой момент нельзя было бы сформулировать и высказывать, ни­кто, никогда и нигде не имел бы знания в смысле истины ⁴.

В частности, Максвелл не вывел бы уравнений электродина­мики (а Лоренц — их группу), если бы они исходили из того, что равновесие тел не обеспечивается действием одних электро­магнитных сил, так же как Кеплер никогда не получил бы своих законов, а Френель – законов преломления (он не за­метил или не знал эллиптической поляризации света, види­мо, исключавшей правильное наблюдение этих законов). На­помню глубокое замечание А. Пуанкаре, что имей Тихо Браге хотя бы в десять раз более точные инструменты, не было бы никакой астрономии. Ясно, что реальное познание строится иначе. Знание и опыт извлекаются в последовательных на­блюдениях во времени, в сборе информации с различных то­чек системы отсчета, хотя при этом мы не знаем всех при­чин, воздействующих на ход события «знание». Но решения и выбор понятий для описания мира тем не менее осуществ­ляем, используя массу неизвестных и неосознаваемых зако­нов и зависимостей (в области знания как события и незна­ние есть действующая причина). Если в будущем лежит пункт знания «б», к которому сдвинется источник опыта (к пункту неизвестного, но оказавшегося существенным), то знание в данный момент не зависит от этого движения и формулируется не в терминах его направления и, следова­тельно, не может – по своим истинностным характеристи­кам и тому подобное – анализироваться суммированием то­чек одной – идеальной системы отсчета, его нельзя прибав­лять, складывать с другими и так далее. Иными словами, ха­рактеристики и внутреннего и внешнего совершенства теории устанавливаются в реальном познании независимо от дви­жения источников опыта и их направлений. Истина строится так, чтобы от этого не зависеть (то есть от того, что со време­нем окажется ложным или недостаточным), – и притом в непосредственной окрестности своей точки и, следователь­но, в поперечном разрезе к линии из таких точек, что и есть постулат конечности или «локального совершенства» знания или теории.

История науки, повторяю, была бы непонятна и бес­смысленна без постулата о независимости ее от последующей ложности, как и от знания всего в каждый данный момент, то есть о его «локальном совершенстве» при чудовищном нашем незнании (напомню Кеплера!). Парадокс всякого но­вого, когда мы не можем неопределенно долго идти в анализе ни назад (оно всегда было и «старо, как мир») - ни впе­ред: вообще ничего не могло бы быть, если бы мы зависели от движения источников опыта, от знания в принципе реле­вантных, но неизвестных и неосознаваемых законов, — и состоит и том, что оно в пустоте относительно всего этого ряда и не зависит от всего остального мира⁵. Этот пара­докс всякого нового знания (из понимания его выросла, кстати, вся интуиционистская математика) начисто прока­лывает наш «теневой образ» актуальной логической связки выражения истины в терминах готового мира законов и смыслов, прикрытием которого и является предположение об «эволюционном развертывании» некоторой идеальной про­граммы развития науки изнутри исторического явления.

Итак, новое знание — в пустоте, око не имеет в виду ничего последующего, не зависит от него (устанавливая все в своей ближайшей окрестности), не является к нему ступень­кой (в смысле независимости от акта, в котором оно исполь­зуется) ⁶. Хотя оно же в каждый момент - (1) организуется в терминах соответствия предмету, то есть истины, и, более того, (2) понимается, мгновенно вписываясь в существующий мир знания и теорий, независимо от времени распространения и понимания другими, от логической и экспериментальной развертки его обоснований и следствий и тому подобное. Дру­гими словами, случившись, оно понимается, и между этими двумя вещами нет интервала (что, несомненно, похоже на декартовский принцип когито). Этот последний пункт, в свою очередь являющийся определенным постулатом – по­стулатом (или принципом) понятности работы человеческого ума в истории, заслуживает разъяснения.

Действительно, поскольку мысленные пути и характе­ристики, дающие замыкание, называемое нами «истинным новообразованием» в его же окрестности, совершенно явно не зависят от движения источников опыта и их судеб ⁷, не являясь функцией от приближения к (или удаления от) идеальной системе отсчета, привязанной к результатам по­знания и к координатам всего мира, ибо оно оказывается (существует!) в поперечном разрезе к этой системе, то мы можем утверждать, что оно само (в качестве понимания) есть связность и распространение, передача (между сущест­вованием и пониманием нет интервала!) ⁸. Иными словами, оно обладает существованием, реальностью мыслительного поля. Это многообразие, распространенное относительно само­го себя, или «Одно», но множественно расположенное (относительно себя) ⁹. Это постулат (виртуальной) понятности, понятности как «места» точек. Или континуум-постулат.

Отсюда вытекает, что истина нового знания в истории возможна лишь потому, что познание — это не арена мгновен­но одно-непрерывным взглядом охватываемой идеальной сис­темы отсчета, а пути, прокладываемые конечными областями связностей, и что в последних понимание уже существует, есть, независимо от того, понимает ли кто-нибудь, и от реаль­ного канала передачи, и общения и его описания. А это зна­чит, что изменение есть изменение поля (жизнь есть способ­ность быть иным) и в качестве такового – саморазмножение и рост. Это многообразие: превращение себя в «другое», оно эволюционировало и размножилось в качестве другого. Изме­нение поля – это своего рода волна, ибо понимание «другим» (как и превращение себя в «другого») есть оно же, само это понимание. В этом смысле оно (поле) понимает, в силу свойств состояния (управляемого структурой), а не чего-то делаемого нами. Это континуум-постулат, непрерывность. И главное — отвлечение от предметных языков (например, ин­терпретация формулы Дирака – не что иное, как ее же со­стояние) и от причины, то есть свободное изменение. (В этой беспредметности и беспричинности интересно взять конти­нуум «в момент, когда» и затем локализовать его уникаль­ность смысла как «притчи», условия sui generis, в чистом ви­де.) Такая виртуальность означает, что движение уже совер­шилось, оно ни в начале, ни в конце начинаемой последова­тельности, и недоступно ни рефлексии, ни внешнему наб­людателю (марсианину). Важен лишь интервал, а он и есть поле. В этом смысле реальность «текстова», то есть выступает в качестве чего-то рассчитанного именно на понимание, что налагает ограничения на возможное: может произойти только понятное. Может наблюдаться только допускаемое теорией. И это 1) не зависит от различий предметных языков, 2) не имеет причины и 3) неразлагаемо.

При этом особенно важно последнее. Ведь истинность как «point of story» не аддицируется в последовательности по дискретным сознательным привязкам значений и смыслов элементов наблюдения. Но она не только не аддитивна, но и ее дление между точками увеличивает ее сумму в каждой точке – например, для концептуального смысла произведе­ния и для прочитавшего и понявшего его. Эта неразделяемость означает, что принцип понятности (включающий од­новременно анализ и синтез) не может быть частичным. Ес­ли разделение «между» увеличивает сумму, а точка или со­держит целое или больше его, то, конечно, такие образова­ния не «состоят из». Понимание заведомо не в ряду значе­ний, в силу своей конечности мы не можем бесконечно идти ни назад, ни вперед, имея, следовательно, абсолютные на­чало и конец, а на уровне смысла и значений – не их при­бавление (я ведь, поняв, не смыслы добавляю, например, к ньютоновскому понятию — оно несчетно в головах! – как и структура уравнения Дирака та же при ином предметном языке и интерпретации), а претворение, и поэтому это не память, а активное вновь порождение: реверсивно или рекуррентно случаем прошлое, меняем его, а будущее рожда­ется в самом связном времени независимо от конечных целей. Это творческие процессы, вспыхивающие в сингулярностях, которые перемещаются и живут, закручивая вокруг себя миры, последовательные лишь изнутри. Восприятия, конечно, принадлежат индивидуально-психическим меха­низмам и только ими осуществляются, но содержание их и реализованность не определены без общения и, более того, без давания действовать через себя в точке силам большим, чем само восприятие, и концентрированным вне субъекта. Ибо никакая рефлексия не обнаружит мысли в качестве ментального содержания. Здесь необходимо ввести абстрак­цию «мысле-организма» («одного» как многого»). Это испы­тующая и измеряющая множественность с со-общением внутри нее и распространением осознаваемых содержаний с элементом бесконечности. Организмы, секретирующие бес­конечность, которую они же должны расположить на не­прерывности (в силу континуум-постулата). Бесконечность ведь не предмет, а эффект реализованного, выполненного действия.

1. Проблема бытия в философии (2)

   Реферат >> Философия
   ... ряд диалектических принципов бытия и познания. Диалектика у Гераклита – концепция ... связей и взаимодействия – первостепенная задача познания. А познание мира убеждает нас в том, ... давным-давно исчерпавшие себя проблемы. Вот почему философия не сводится ни ...

2. Проблемы человека в философии (1)

   Реферат >> Философия
   Проблемы человека в философии Содержание 1. Проблемы человека в философии 1.1 Человек как предмет философии 1.2 Антропосоциогенез 1.4 Единство природного и ... главные сферы деятельности, общения и познания и характеризует его как производительную, ...

3. Проблема сознания в философии (6)

   Доклад >> Философия
   ... . Самосознание Проблема сознания имеет общесмысловой вид в философии. Философия рассматривает 3 ... 2 уровня: Чувственно – рациональный: познание с помощь данных органов чувств, ... с помощью рационального логического познания Эмоционально – ценностный: включает ...

4. Проблема человека в философии (8)

   Реферат >> Философия
   ... творчество. Проблема человека - есть основная проблема философии. Человек может начать философствовать только с познания самого ...

5. Проблема человека в философии (11)

   Реферат >> Философия
   Проблема человека в философии 1.Проблема человека в истории философии 2. Проблема антропосоциогенеза 3. Природа человека Проблема человека является центральной для ... Главной сферой человеческой деятельности считается познание, основное, что отличает человека ...

Хочу больше похожих работ...